Все плохие дети будут наказаны
Нежданные гости,
пролог, в котором, с Куртом, наконец, что-то случается, обезьянка стучит в литавры, а улыбка сияет на каждом углу
В этом городе уже два месяца слишком жарко для того, чтобы заниматься хоть чем-то осмысленным. Слишком душно даже для того, чтобы выходить на улицу. Проснувшись пару часов назад, ты уже полчаса занимаешься тем, что чертишь на пыльном подоконнике абстрактные узоры, изнывая от безделья: летние каникулы. Полдень, среда, середина нигде..
Окна барака, половину второго этажа которого занимает твоя семья, выходят на самое начало Бумажной улицы. Когда-то подразумевалось, что гордый фасад этой хибары будет встречать восхищенных гостей, приезжающих полюбоваться на огромный целлюлозный завод, выстроенный у ныне пересохшего русла реки. Но с тех пор, как строительство из финансовых соображений перенесли поближе к лесным вырубкам, а для реки проложили новый путь - поближе к заводским трубам, все здесь постепенно пришло в запустение. И хотя твоя комната может похвастаться настоящим эркером, а крыльцо барака до сих пор подпирают скривившиеся и облупленные колонны, нет смысла себя обманывать - ты живешь на самой окраине, практически в помойке и вид из твоего окна не приносит ничего вдохновляющего, хоть и выходит на поворот к центральной площади.
С другой стороны, это все же лучше, чем если бы окна выходили на заброшенный пустырь, частные сады, дорогу и лес за ними - этот унылый и абсолютно безжизненный пейзаж навевает на тебя еще большую тоску.
Хотя этим утром ты уже успел пожалеть о географическом расположении своих окон и неудачном расположении звезд, вынудивших тебя родиться не где-нибудь в более удобном для наблюдения месте. Как раз тогда, когда ты выводил сотый иероглиф в пыли под твоими окнами, пыли кашляя, проехался автомобиль самого мэра, битком набитый представителями всего муниципалитета - начиная от старенького седого шерифа, заканчивая толстым землемером Хашхоупом и они явно в спешке отправлялись на пустырь. Черт возьми, в кои-то веки на твоей окраине случилось что-то интересное, а ты умудрился это прошляпить!
Приятное разнообразие, а то ты даже начал скучать по нелюбимой школе, ненавистным приятелям и их мерзким приколам - Ах, Курт, Кнопка Курт, Курт-На-Дырке-Дырка, что ж, это хотя бы добавляло что-то новое в каждый день.
Несет с собой
пролог, в котором, с Куртом, наконец, что-то случается, обезьянка стучит в литавры, а улыбка сияет на каждом углу
В этом городе уже два месяца слишком жарко для того, чтобы заниматься хоть чем-то осмысленным. Слишком душно даже для того, чтобы выходить на улицу. Проснувшись пару часов назад, ты уже полчаса занимаешься тем, что чертишь на пыльном подоконнике абстрактные узоры, изнывая от безделья: летние каникулы. Полдень, среда, середина нигде..
Окна барака, половину второго этажа которого занимает твоя семья, выходят на самое начало Бумажной улицы. Когда-то подразумевалось, что гордый фасад этой хибары будет встречать восхищенных гостей, приезжающих полюбоваться на огромный целлюлозный завод, выстроенный у ныне пересохшего русла реки. Но с тех пор, как строительство из финансовых соображений перенесли поближе к лесным вырубкам, а для реки проложили новый путь - поближе к заводским трубам, все здесь постепенно пришло в запустение. И хотя твоя комната может похвастаться настоящим эркером, а крыльцо барака до сих пор подпирают скривившиеся и облупленные колонны, нет смысла себя обманывать - ты живешь на самой окраине, практически в помойке и вид из твоего окна не приносит ничего вдохновляющего, хоть и выходит на поворот к центральной площади.
С другой стороны, это все же лучше, чем если бы окна выходили на заброшенный пустырь, частные сады, дорогу и лес за ними - этот унылый и абсолютно безжизненный пейзаж навевает на тебя еще большую тоску.
Хотя этим утром ты уже успел пожалеть о географическом расположении своих окон и неудачном расположении звезд, вынудивших тебя родиться не где-нибудь в более удобном для наблюдения месте. Как раз тогда, когда ты выводил сотый иероглиф в пыли под твоими окнами, пыли кашляя, проехался автомобиль самого мэра, битком набитый представителями всего муниципалитета - начиная от старенького седого шерифа, заканчивая толстым землемером Хашхоупом и они явно в спешке отправлялись на пустырь. Черт возьми, в кои-то веки на твоей окраине случилось что-то интересное, а ты умудрился это прошляпить!
Приятное разнообразие, а то ты даже начал скучать по нелюбимой школе, ненавистным приятелям и их мерзким приколам - Ах, Курт, Кнопка Курт, Курт-На-Дырке-Дырка, что ж, это хотя бы добавляло что-то новое в каждый день.
Несет с собой
Мне так скучно и невыносимо сидеть и ничего не делать, что я решаю выйти и поплавиться на улице. Я меняю насквозь пропотевшую футболку, одеваю более сильные очки, обуваюсь и медленно спускаюсь по продавленной скрипучей лестнице. Выхожу во двор и замечаю маленькую движущеюся точку - машину мэра. Я очень плохо вижу, щурюсь, стараюсь вглядеться и мне кажется, я вижу, куда они повернули и да, точно, они едут в сторону пустыря, что недалеко от моего дома.
Это пугает меня так, что начинает тошнить. я дрожу от страха, но скука в такую жару удавкой висит на моей шее. Я иду в сарай, примыкающий к моему дому, открываю заплесневелые двери, меряю 14 шагов, поворачиваю направо, делаю усилие чтобы наклониться, и вооружившись виллой и лопатой, начинаю рыть сухую землю. копая пару минут, я извлекаю небольшую картонную коробку, где лежит несколько важных вещей - перочинный нож и старый пистолет с одной пулей. Я беру старую сумку отца, достаю ржавую железку, которую величаю ножом и старое небольшое ружье, напоминающее "дамское" и крепко завязываю шнурки на сумке. Выхожу из сарая и ковыляю в сторону пустыря.
Постепенно у тебя начинается одышка и когда ты различаешь в сооружении купол циркового шатра, идти тебе уже действительно тяжело, но ты дотаскиваешь себя до пустыря и встаешь за покинутой машиной.
На пустыре пасется несколько ездовых быков - ты таких видел только в книжке, а шатер ровным квадратом окружают деревянные фургончики.
Это действительно удобное место для приезжих актеров. С востока от большой асфальтовой дороги, огибающей город, пустырь отделяет недостроенная заводская стена с проемом для ворот, с севера он ограничен крутым обрывом сухого старого русла, с запада - оврагом, служащим мусорной свалкой для владельцев участков и дикими зарослями того, что должно быть садом сумасшедшей Половинки Мэг. С юга - Бумажная улица.
Шел ты долго, но мэр и его свита, похоже, топтались все это время здесь без дела, потому они только-только заходят внутрь вслед за высоким человеком в черной одежде. Смутные фигурки сворачивают красную дорожку и заходят за ними, прикрывая за собой полог. Кажется, это были девушки? И кто-то на велосипедах? Ты плохо видишь и не различаешь деталей.
Весь в поту и еле дыша я сажусь за огромным булыжником, недалеко от шатра, дышать невозможно, о рту пересохло, очки запылились. Я их снимаю, чтобы протереть и в этот момент, появившись откуда-то сбоку, в шатер входит огромное яркое пятно, я быстро надеваю очки, но поздно, это что-то уже внутри. Прислушавшись, начинаю различать разговор в полголоса, разговаривают несколько женщин, очень писклявый мужчина и еще я слышу чьё-то шипение, которое вообще сложно назвать человеческим звуком.
Ты различаешь как выделяется один женский голос, довольно неприятный, хотя ты и не можешь сказать, почему именно - судя по всему, она раздает указания, остальные женщины отвечают односложно. Писклявый голос скоро удаляется, вместо него ты слышишь низкий рокочущий бас и различаешь некоторые слова вроде "поставим здесь... зеркала..."
У этого голоса-баса, кажется, восточноевропейский акцент. Шипун что-то отвечает ему и замолкает. Затем за пологом ты слышишь стук и дребезжание - Кажется, там что-то устанавливают или монтируют, ты различаешь звон стекла.
*поэтому я остановилась, чтобы дать возможность отписаться тебе. если что. просто сворачивай мою линию. ты так остановился, что мне пришлось что-то делать, а так - конечно.*
Мне страшно, но слишком любопытно. Я достаточно отдышался, чтобы нормально передвигаться. оглядевшись и пригнувшись, я ползу вдоль шатра несколько минут. Снова начав задыхаться, останавливаюсь и замечаю небольшое отверстие, рваный кусок ткани, прямо на уровне глаз.
С другой стороны шатра ты слышишь очень громкий голос (от неожиданности даже вздрагиваешь):
- Итак, господа, как вы видите, Осенний карнавал прибыл в ваш замечательный город только для того, чтобы принести немного счастья и веселья, не будь я господин Улыбка! Или мистер Улыбка, монсиньор Улыбка, Улыбка-сан, как вам будет угодно!
Ты различаешь голос мэра Хильботта, он звучит гораздо тише предыдущего и ты слышишь не все слова.
- Да, да... чудесно... заведение... объявлю всем.
Судя по интонациям, он улыбается - небывалое явление!
- Надеюсь, с разрешением на деятельность не будет проблем? - спрашивает господин Улыбка.
Стройный хор членов муниципалитета уверяет его в обратном.
- Чудесно! Значит, объявите сегодня на собрании? Через три дня представление будет полностью готово - Гран-опенин!
- Да, - доносится до тебя голос мэра.
- Спасибо, господа, вы публика, о которой можно только мечтать.
Господи Улыбка еще некоторое время рассыпается в любезностях, затем ты слышишь рокот уезжающего автомобиля.
Я пробираюсь ближе к выходу, чтобы посмотреть на хозяина цирка, тихонько огибаю навес, практически ползу, стирая коленки в кровь. Вот он, прорезь вход-выход, я проскальзываю туда, практически на карачках, боясь быть замеченным.
Из глубины шатра доносится голос - нечто среднее между шипением и шепотом:
- Звали, домнуле Замбет?
- Да, мой храбрый портняжка. Может, выйдешь на свет?
- Если позволите, я лучше постою здесь.
- Как наши гости? Их одежда готова? А лабиринт?
- Почти, домнуле.
- Передай Рейко, что она может начинать в любую минуту.
- Хорошо, домнуле.
Разговор интригует меня, мне ужасно хочется узнать как выглядят хозяева голосов. Не дыша и не издав не единого звука, я начинаю медленно приподниматься, чтобы увидеть происходящее, вот-вот картина появится перед моими глазами.
- Прекрасный тихий городок и не поверишь сразу, какое сокровище он хранит, правда, милая?
Он чешет обезьянку за ухом и тоже уходит внутрь
Происходящее обескураживает меня. Любопытство берет вверх над страхом, я, осматриваюсь и убедившись, что никого нет, встаю во весь рост и следую в ту же сторону,что и человек с обезьянкой.
Внутри довольно душно и темно - свет проникает сюда только плоскими лучами сквозь прорехи в крыше. Тебя окружают пыльные и посеревшие от старости мешки и ящики, они образуют проход, который ведет к круглой арене посередине шатра. Расстояния между ящиками достаточно большие, так что можно легко свернуть в сторону
Люди, который несут ящик (сквозь дыры ты видишь мелькающие клоунские одежды) грубо бросают ящик с тобой рядом с грудой таких же ящиков. Похоже, перед шатром собираются что-то сооружать.
Грузчики удаляются и ты слышишь обрывок диалога.
...вечер, юный джентельмен. Как вас зовут?
Это голос хозяина цирка, господина Улыбки!
- Это мой сын, Терри, - голос тебе незнаком, он принадлежит взрослому мужчине.
Ты усиленно пытается вспомнить всех Терри, с которыми ты знаком. Перебрав несколько имен, ты приходишь к выводу, что это, наверное длинноволосый паренек, который учится в классе на год младше - все остальные вроде бы разъехались на каникулы. Обычный кареглазый мальчик, которых много в городе, ты бы его и не вспомнил, если бы однажды не стоял за ним в очереди в библиотеке.
- С вашей стороны было нехорошо меня обмануть, господин Мидфорт, - вздыхает Улыбка, - И, я думаю, мы сможем и сами поздороваться.
Точно - Терри Мидфорт.
- Я был в машине, но потом решил подойти, - говорит мальчишеский голос, и после небольшой паузы добавляет, - Здравствуйте.
Ты осторожно давишь на доски - старое дерево легко и беззвучно поддается, расширяя щель.
Заглянуть в щелку
Сквозь свою щелку ты видишь, как уголки губ Улыбки дергаются и дружелюбное выражение на лице превращается в злобную гримасу. С ужасом ты наблюдаешь как хозяин цирка, этот одетый с иголочки и обходительный щеголь превращается в насмешливого и высокомерного дельца, светящегося каким-то дьявольским обаянием. Нос становится мясистым, глаза - меньше и на воротник, превратившийся из белоснежно чистой полоски ткани в грязное тряпье опускаются жирные, нездорово-серые складки щек. То, что было идеально сидящим костюмом - превращается в обноски, цилиндр оказывается продырявлен, а забавная обезьянка на его плече превращается - о боже - в мерзкую старую игрушку, клацающую тарелками и эта последняя метаморфоза пугает тебя больше всего.
Все вокруг тускнеет и теряет краски. Свет разноцветных лампочек становится неярким и серым, а лежащие на боку и уже установленные аттракционы кажутся припорошенными пылью.
- Ну, наконец-то, я захвачу хоть какого-то пацана, - говорит Улыбка, - А то уж подумал, что в этом скучном городишке не осталось послушных детей.
Карусель начинает крутиться и папа Терри заливается идиотским смехом.
- Этот тоже попался, - с видимым удовлетворением говорит Улыбка.
Силач молча кивает ему и подходит ближе. Хозяин цирка сверяется с карманными часами.
- Сколько дадим ему, Башевис?
- Десять минут, хозяин, - рокочет циркач. Теперь, когда иллюзии спали, тебе кажется, что кожа силача странного оранжевого цвета, слишком странного оттенка для человеческой, а его висячие усы - кустарная подделка из жесткой щетки.
- Десять минут - и наш. Отлично. Для установки чертова колеса понадобится чертова уйма работников.
Меня трясет от ужаса. Что это было? Что я видел? Может, мне это приснтлось? Надо выбраться из ящика, и ...бежать вон? Ужас и нежелание возвращаться к повседневной жизни борятся между собой и последнее побеждает. В любом случае, из ящика надо выбираться, а я не могу это сделать, пока не представится случая: сейчас здесь слишком людно, а меня не должны видеть.
- Что он там долго возится? - раздраженно говорит он, - Парень - нытик. Придется его потормошить. А ты пока стащи этого идиота с карусели, он, кажется, уже готов.
Башевис кивает и медленно удаляется из твоего поля зрения. Поправив цилиндр, Улыбка идет внутрь лабиринта на своих длинных паучьих ногах.
Я прислушиваясь добрых 15 минут к звукам снаружи, подумав, что надо бы оглядеться, высовываю нос и убедившись, что никто за мой не наблюдает, неуклюже выбираюсь из ящика и подгоняемый страхом и шоком, делаю то, что не свойственно моей комплекции: несусь быстрее ветра и забегаю в первый попавшиеся фургон.
С ужасом я подхожу к куклам:
-Вы те самые клоуны и танцовщицы из цирка?
С видимым усилием один из клоунов медленно кивает.
Это вагончик практически пустой и окна в нем заколочены. Похоже, здесь перевозят что-то, не требующее особого ухода и солнечного света. Разве что в углу пылится пачка старых цирковых афиш и стоят несколько ведер с фарфоровыми осколками.
С улицы до тебя доносится приглушенный яростый крик Улыбки.